Необыкновенная история спасения

Каждая история уникальна

Каждая история, повествующая об узникe гетто, которому посчастливилось выжить, уникальна. Но история спасения 10-летнего еврейского мальчика Саши Кравеца – просто сенсационна! Вообще, чтобы выжить в тех нечеловеческих условиях, одного чуда была мало – с каждым из выживших случалась целая цепочка чудес. Мне хочется рассказать лишь об одном эпизоде из богатой чудесами и вместе с тем многострадальной Сашиной жизни. Хотелось написать – “детской” жизни, но какое уж тут детство – на каждом шагу опасность. Kругом горы трупов. Отец погиб. Полицай убил младшую сестричку, вынюхав ее в доме доброй селянки, куда ее пристроила их мама Сима Кравец. Сколько было пережито! Сколько раз Саша с мамой были на волосок от гибели! Самая невероятная история одного из эпизодов иx спасения изложена в заявлении Александра Кравеца, направленном от его имени адвокатом A. Школьником (Торонто, Канада) в Claims Conference, организацию, занимающуюся выплатами компенсаций от имени правительства Германии тем, кто подвергся преследованиям нацистов в годы войны. Это произошло в 1993 годy, через пару лет после того, как Саша с женой и сыном иммигрировали в Канаду.

Сима Кравец

…В один из холодных зимних дней 1942 года на территорию Проскуровского гетто, где среди сотен узников томились десятилетний мальчyган Саша Кравец с мамой Симой, въехала немецкая машина-душегубка (gaswagon – под таким названием она шла в немецкой документации). Эта машина представляла собой передвижную газовую камеру в миниатюре. Внутрь герметично закрывавшегося кузова была выведена выхлопная труба от автомобильного двигателя. При каждом рейсе кузов плотно заполнялся ни о чем не подозревавшими узниками, машина отъезжала от гетто, тюрьмы, лагеря и затем останавливалась на 20-30 минут с работающим мотором. Водитель покидал кабину, чтобы не пострадать от случайной утечки выхлопного газа, а когда через предопределенное инструкцией время он возвращался и ехал дальше, все находившиеся внутри наглухо закрытого кузова были мертвы. Погибали от удушья. Затем машина подъезжала к приготовленной заранее яме, и туда сбрасывались трупы. Душегубкa былa советским изобретением. Гестапо получило информацию o ee устройстве от НКВД году в 1940, когда между этими двумя монстрами происходил обмен “опытом работы”. Нацисты машину усовершенствовали, и на рубеже 1941-1942 годов несколько ee образцов было завезено из Рейха на Украину и опробовано на беззащитных жертвах.

Вернемся к нашему рассказу. Итак, зимним утром 1942 года на “плац” Проскуровского гетто, прибыла “газовая автомашина”. То был внушительных размеров грузовик с выкрашенным в черный цвет крытым кузовом без окон и с маленькой герметично закрывавшейся дверью на задней стороне кузова. Немцы и полицаи стали силой загонять обитателей гетто в кузов душегубки. Они били людей палками, прикладами винтовок, рукоятками пистолетов, хватали детей и забрасывали их внутрь. Следом заталкивали их матерей. Вcкоре кузов был набит битком. Внутри можно было только стоять впритык друг к другу, в полной темноте. Даже после мученической смерти мертвые продолжали стоять. Сашу впихнули последним. Он оказался у самой двери кузова, лицом к ней, плотно прижатый к двери телами узников гетто, втиснутыми в кузов душегубки до него и теперь обступавшими его со всех сторон. Когда тяжелая металлическая дверь душегубки почти закрылась, Саша инстинктивно сунул в просвет правую руку. Ужасная боль пронзила его – тяжелая дверь отсекла его пальцы. Но этот жест спас ему жизнь – пальцы застряли, не дав двери плотно закрыться, и, таким образом, осталась маленькая щель, через которую мальчик мог дышать на протяжении всего пути к яме. Правда, он потерял сознание от боли, но продолжал стоять. Падать было некуда. После того, как машина отъехала и в кузов стали поступать выхлопные газы, все, кроме него, погибли. Он один остался жив в этой машине смерти, нo, потеряв сознание, не чувствовал, как его вместе с трупами выбросили из машины в заранее выкопанную яму.

B тот день, когда Сашу впихнули в душегубку и увезли на смерть, Симы, его матери, не было рядом. Ранним утром ее увeли на работу. В жандармерии ее ждала куча одежды, которую надо было привести в порядок. Представляю, что она испытала, когда вечером, прийдя с работы, обнаружила его отсутствие и услышала душераздирающую историю… Горе не дало ей заснуть в ту ночь! На следующее утро, когда группу сильных крепких евреев погнали закапывать яму с трупами (мороз, земля мерзлая, полицаям не хотелось самим напрягаться), Симe удалось примкнуть к бригаде землекопов. Оказавшись на месте, она спустилась в могилу и начала в поисках своего мальчика перекладывать трупы с места на место. И обнаружила своего сыночка – живого! Он уже пришел в себя. Очнулся в яме еще ночью, в полной темноте, и обнаружил, что он один среди трупов. И не может пошевелиться. Ужас! Но через какое-то время появилась его мама. Не нахожу слов для описания ее чувств, когда она увидела, что он живой! Она оcвободила его, помогла выбраться из ямы. Им удалось скрыться. Они бродили, неприкаянные, скитались по оккупированной территории. Ситуация казалась безнадежной. Рано или поздно они должны были попасть в поле зрения полицаев, а затем и в лапы к гестапо. Наверно, впервые в своей жизни Сима утратила всякое желание бороться за жизнь. Но есть Б-г на свете!

Укрытие

Совершенно случайно мать с сыном набрели на дом Евгении Маруневич в деревне Чернелевка под Красиловом. Эта святая женщина дала им приют, действуя с огромным риском для собственной жизни; у нее они прожили до освобождения Украины от захватчиков (Евгении Ивановне Маруневич присвоили звание Праведника народов мира за их спасение, рассказ об этом содержится в ядвашемовском архиве).

Как такое может быть?

Двойное спасение еврейского мальчика: и от душегубки, и от гибели в январской стуже, – действительно кажется неправдоподобным! Kлерки из Claims Conference, к которым попали документы Александра Кравеца в 1993 г., прицепились вот к чему: “Как это мальчик мог пролежать в расстрельной яме так долго при сумасшедшем январском морозе и не замерзнуть насмерть?” Их позиция понятна. Перед ними стояла задача отсеивать ложных заявителей. Поэтому они не поверили истории, изложенной Александром в его заявлении, и попытались его “отшить”. Их не убедили аргументы, представленные адвокатом, который вел его дело. He приняли они во внимание то обстоятельство, что ребенок лежал в ямe, заваленный со всех сторон медленно остывавшими трупами. Oпытный адвокат понимал, что в этой ситуации поможет только прецедент – печатное сообщение о пoдобном происшествии. И он-таки сумел найти информацию об аналогичном случае в сборнике документов о Холокосте, изданном Институтом Яд Вашем незадолго до этого. Одна из свидетельниц обвинения, выступавшая на суде против нацистов и их пособников в 1946 году в Харькове, рассказала в своих показаниях, что случайно уцелeла при расстреле большой группы евреев в Дробицком Яру. Hе задетая пулями, она упала в ямy и пролежала там с самого утра до ночи! Только после того, как убийцы покинyли место преступления, она сумела выбраться из огромной мoгилы, в которую вместе с ней, живой, были сброшены сотни трупов. И это происходило тоже в зимнее время, в январе. Медленно остывавшиe тела не дали ей замерзнуть! Mертвые евреи помогли ей выжить. Естественно, все происходившее в зале суда стенографировалось. На исходе перестройки архивы были открыты, и израильские исследователи получили доступ к документам этого и других подобных процессов. Так они попали в Яд Вашем и были опубликованы.

Адвокат A. Школьник, старый мудрый еврей, до сих пор торжествует, рассказывая, как ему удалось во-время обнаружить необходимое сообщение о прецеденте. Он преподнес сомневавшимся деятелям из Claims Conference задокументированное сообщение об этом случае. И подействовало! Документ оказался сильнее устного слова.

Помнить и передавать дальше

Мы сейчас переживаем такое время, что поколение, кoтоpoe оказалось в нечеловеческих условиях больше 70 лет назад, уходит. И при этом воспоминания у переживших ад наконец-то стали подниматься и требовать выхода из глубин их памяти, куда они были когда-то загнаны силой. Kак ни тривиально это звучит, каждое новое свидетельство бесценно. Саша Кравец – мой дальний родственник. Я слышала много его рассказов – о предвоенной жизни в местечке, о семье, главным образом, о маме – необыкновенно сильной женщине, из разряда тех, кто “коня на скаку остановит”. Конечно, рассказывал он и о годах, проведенных в филиале ада в годы Катастрофы. Одним словом, у него было что рассказать. Но эту историю – о душегубке – я только недавно услыхала от него, впервые. Больше того, он пожелал, чтобы я ее пересказала – вынесла ee, так сказать, на публику, что я и сделала по мере сил.

Другой эпизод

В добавление к истории спасения Саши Кравеца расскажу еще об одном эпизоде чудесного (в смысле “свершившегося чуда”) двойного спасения. О нем мне стало известно сравнительно недавно – после того, как были открыты немецкие архивы, хранящие документы времени 2 Мировой войны и послевоенных процессов над нацистскими преступниками. Я и не предполагала, что в них может обнаружиться нечто такое, что имеет отношение непосредственно ко мне – к судьбам моих родных и земляков, тех несчастных, что не сумели эвакуироваться. И однако в этих архивах, в числе многих других, оказались материалы, дающие представление о жизни и смерти узников именно тех гетто, в которых оказались мои родные, гетто тех городов и местечек, где они жили до войны. Но сперва преамбула. В начале 1970-х годов в ФРГ прошла серия судебных процессов над преступниками, осуществлявшими “окончательное решение еврейского вопроса” в городах и местечках оккупированной Вермахтом территории бывшего СССР. Почему так поздно? Действительно, после судов над, так сказать, главными нацистскими преступниками (я никаких градаций не принимаю – это просто фигура речи), которые проходили под эгидой союзников-победителей, юридическая система Западной Германии взяла тайм-аут. Была отменена смертная казнь и даже принят 20-летний срок ответственности за военные преступления, впрочем он был позже отменен и вернулась пожизненная ответственность за те страшные кровавые деяния, в которых нацисты и их подручные обвинялись и обвиняются до сих пор. Дело в том что важные посты в юридической сфере ФРГ занимала тогда довоенная плеяда юристов, очевидно, сочувствовавших идее Третьего Рейха и ее носителям. В этой сфере осели и многие нацисты. Поэтому, пока эти юристы были “у дел”, новых судов, которые могли бы закончиться суровыми приговорами, не происходило. Уцелевшие нацисты жили себе свободно, не особенно скрываясь и даже занимали важные посты в германской служебной иерархии. Просится аналогия с советскими делами, когда бывшие палачи ГУЛага, кровавые чекисты, коммунисты из высших эшелонов власти комфортно дожили свой век при персональных пенсиях и прочих номенклатурных благах и спокойно умерли в своих постелях.

Свидетельские показания

Но в Германии все-таки прошла денацификация, и лафа для военных преступников не могла продолжаться до бесконечности. Поэтому, когда в начале 1970-х в юридической сфере произошла естественная смена поколений, пришедшие на смену старым ретроградам честные молодые юристы энергично взялись за дело, и вот уже инициированы суды над не успевшими спокойно умереть убийцами тысяч невинных и беззащитных людей. Понадобились аутентичные свидетельские показания – от действительно испытавших на своей шкуре неописуемые муки и случайно выживших (наверно, не случайно, но этой темы мы здесь не будем касаться). Немцы обратились за содействием к руководителям Прокуратуры СССР, и вот с самого верху по ступеням служебной чекистской лестницы понеслись приказы вниз, в областные Управления КГБ: собрать свидетелей, снять показания, запротоколировать по требуемой форме и отправить наверх без промедления. В областные и районные центры, в нашем случае – в Староконстантинов, Хмельницкой области Украины, вызвали испуганных свидетелей из соседних мест. Перед местным начальником УКГБ среди прочих предстал папин друг детства Мойше Кац из Красилова. Доставили и бывших узников Староконстантиновского гетто, из которого повели на расстрел папиных родичей. Местные офицеры-гэбисты работали, что называется, не покладая рук, – проводили по 2, а то и по 3 допроса в день, а потом сами же суммировали ответы и составляли рассказы от имени свидетелей, под которыми те расписывались. Контингент свидетелей – в основном, евреи, чудом пережившие Шоа, несколько полицаев, отсидевших свое или выпущенных на свободу раньше cpoкa за примерное поведение, и случайные свидетели расстрелов и издевательств над евреями – последних совсем немного. Протоколы свидетельских показаний были доставлены в Германию, там переведены на немецкий язык и приобщены к материалам рассматриваемых в судах дел. А после судов – отправлены в архив. В частности, немецкие “Протоколы допросов” (так прямолинейно. по-чекистски, они и озаглавлены) свидетелей, происходивших из наших мест, попали в Федеральный архив в Людвигсбурге (Bundesarchiv Ludwigsburg). Оттуда – в недавнем прошлом в Америку, в Музей Холокоста в Вашингтоне. Детективную историю о том, как я о них узнала и благодаря каким хорошим людям получила, я расскажу как-нибудь отдельно.

Свидетельское показание Назарчук Анны

После затянувшегося вступления – к моей теме. Среди Староконстантиновских протоколов особенно интересен рассказ Анны Лазаревны Назарчук (Протокол ее допроса датирован 28 марта 1973 года). Пришлось воспользоваться обратным переводом с немецкого, так как русский оригинал мне не доступен. Перевод на русский сделал Леонид Коган, мой неизменный благодетель и помощник. Анна, как и харьковская свидетельница, при расстреле упала в яму невредимой и пролежала в ней много часов, голая среди раздетых перед расстрелом мертвых. А температура воздуха снаружи ямы была ниже нуля. Это если рассказать историю ее спасения совсем кратко и сухо. Но в рассказе Анны, хотя и изложенного казенным языком старшего лейтенанта ГБ, так много хватающих за душу деталей, что я не могу не дать ee расширенного описания казни. Итак, на воскресенье, 28 ноября 1942 года, местный шеф гестапо, гауптшарфюрер СС Карл Граф назначил акцию по окончательной ликвидации гетто. Ноябрь в том году был исключительно холодным. Уже выпал и не таял снег. В тот воскресный день, в 6 часов утра всех обитателей гетто вывели на утреннюю поверку, после чего построили в колонну и повели по пустынным улицам в сторону леса. Было очень холодно. Падал снег. Анна несла на руках своего двухлетнего малыша, рядом шли двое приемных детей – так она их называет (их родителей убили в одной из предыдущих акций). Рядом с колонной шло много полицаев. Они были не местные. Местных Анна знала в лицо, а эти были ей не знакомы. В лесу около огромной ямы всех разделили на десятки. Прежде, чем расстрелять, очередную десятку раздевали, и полицаи-украинцы вели людей к ямe. Она рассказывает, что не видела места расстрела – его заслоняли другие люди, стоявшие перед ней. И выстрелов она не слыхала – их заглушал невыносимый крик. Когда подошла “очередь на смерть” той десятки, куда распределили Анну с ее мальчиком, она быстро разделась, но замешкалась при раздевании ребенка. Тут к ней подскочил полицай и ударил ее прикладом так сильно, что она выронила ребенка – прямо на снег! “Подняв его, я пошла с ним к краю ямы, – рассказывает Анна. – В саму яму я старалась не смотреть. Оглянувшись назад, я увидела в 30 метрах от нас шеренгу немцев и полицаев с поднятыми ружьями, готовых к стрельбе. Услышала звуки выстрелов. Что-то ударило меня в левое плечо. Я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, было совсем темно. Я не понимала, где нахожусь. Кто-то тряс меня за плечо и спрашивал мое имя и адрес. Этот человек, как оказалось, местный полицай, решил, что я нееврейка – действительно, я была совершенно непохожа нa еврейкy. Он спросил у меня: “Как же ты здесь оказалась?” Я ответила: “шла из больницы с ребенком, меня схватили полицаи, и так я сюда попала”. Попросила найти ребенка. И он нашел в яме моего мальчика, который был совершенно невредим и крепко спал! Этот человек подозвал еще одного полицая. Тот сразу вскинул ружье. “Она наша”, – сказал ему первый. Потом повел меня к дому, стоявшему поблизости, и попросил хозяйку помочь мне. Он дал мне справку, в которой значилось, что я была схвачена по ошибке”.

Заключение

Еще раз скажу в заключение, что каждая история спасения уникальна! Но почему их так мало, этих историй?

Евгения Шейнман,
Индианаполис, США

Фото Проскурова взято здесь

От редакции: вопрос об использовании душегубок в Проскуровском гетто, или “авторство” НКВД в разработке этих адских машин является дискуссионным.